В омской больнице, где Навальному оказали первую помощь и спасли жизнь, прокомментировали выводы немецких коллег о его состоянии

Главный токсиколог Омской области Александр Сабаев пообщался с журналистами и рассказал подробности, как в омской БСМП-1 спасали Алексея Навального. Этот врач принимал пациента и выписывал его на этап транспортировки в аэропорт.

Причиной нового брифинга в омской больнице стала новость, что политику стало лучше, его вывели из комы и он начал реагировать на происходящее вокруг.

Напомним, Алексея Навального экстренно госпитализировали в БСМП-1 прямо с самолета, на борту которого ему стало плохо. Политик был в крайне тяжелом состоянии. В Омске его удалось стабилизировать, а спустя 44 часа пациента спецбортом санавиации перевезли в берлинскую клинику «Шарите».

О ВЫХОДЕ ПАЦИЕНТА ИЗ КОМЫ

– Об этом мы также узнали из СМИ. В последний раз мы по нашей инициативе связывались с немецкими врачами 23 августа. Но они нам ничего не ответили, и никаких контактов с ними после этого у нас не было, – рассказал Александр Сабаев. – Состояние пациента начало улучшаться уже в Омске. Степень глубины комы значительно уменьшилась – с 5 до 9 баллов по шкале Глазго. И это только за 44 часа.

О ВЕРСИИ ПРО ОТРАВЛЕНИЕ

– Это не фосфорорганическое соединение и вообще не отравление. Это заболевание – метаболический синдром. Это метаболическая кома, случившаяся в результате глубоких нарушений обмена веществ. Она быстро прогрессировала. Самая кризисная точка у нас была в ночь с 20 на 21 августа. Но в последующие часы нам удалось стабилизировать пациента и вывести его на положительную динамику. Динамика анализов была готова, мы готовы были предоставить информацию коллегам из немецкой клиники. Но информация не запрашивалась, поэтому мы ее не предоставляли.

О ПРОГНОЗАХ НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

– По опыту лечения таких состояний в нашей клинике, как правило, прогноз благоприятный. Сложно сказать, скажется ли, что он две недели провел в коме. Я не знаю текущего состояния пациента, его метаболического и клинического статуса, поэтому не готов ответить на этот вопрос. Его надо задавать немецким коллегам.

ОБ ЭКСПЕРТИЗЕ В ОМСКЕ

– Исследование проводилось на спектографе в бюро судебно-медицинской экспертизы. Это оборудование экспертного класса, не доверять ему невозможно. Это аппаратура производства США с очень высокой чувствительностью. Сомнений в результатах, которые она показывает, нет. Это экспертная лицензия, экспертное оборудование и эксперты, которые проводят такие исследования. В данном случае мы выбирали самый высокий уровень сложности.

Клиники отравления не было, следов отравления не было, токсикологической ситуации не было. Во всем, что касается термина «отравление», в нашем случае не было ни одного показателя, за который бы мы зацепились или в котором бы мы сомневались. А токсикологическое исследование мы проводили в первые часы пребывания, зная общественный резонанс, деятельность пациента и вероятность отравления. Это алгоритм при внезапной потере сознания, это обычно делается при коме неясного генеза.

О ДИАГНОЗЕ НЕМЕЦКИХ КОЛЛЕГ

– Очень удивительно. Это не диагноз, а какая-то фантастика. Просто фантастическое какое-то предположение, не подтвержденное ни документально, ни клинически – никаким образом. Более того, в медицинском сообществе есть негласное правило делиться информацией, сомнениями о течении заболеваний. Но динамику немецкие врачи не знают ни с моих слов, ни со слов моих коллег.

О ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЕ

– Токсикология всегда была связана с политической медициной. История отравлений уходит корнями в древний мир, в Средневековье, когда была борьба за трон и наследство. Поэтому ни одна другая медицинская специальность, кроме токсикологии, не имеет такой политической направленности.

О КЛИНИЧЕСКОЙ КАРТИНЕ

– При метаболическом синдроме вполне может быть такая картина, которую мы видели у пациента, это было критическое кризисное состояние. Для нас опасения были в ночь с 20 на 21 августа, это была наивысшая точка кризиса. Я могу предположить, что две-три недели могут понадобиться на нормализацию обменных процессов, в том числе на улучшение клинического состояния, купирования коматозного состояния.

О ПРОВЕДЕННОЙ РАБОТЕ

– Работала большая бригада врачей. Было проведено восемь консилиумов, 60 только биохимических исследований, сделано несколько кардиограмм, две компьютерных томографии, одна магнитно-резонансная, КТ брюшной полости с контрастированием. Проводился постоянный мониторинг систем организма на вполне хорошем оборудовании. Осуществлялись инструментальные методы диагностики. Исключали все возможные причины такого кризисного состояния. Токсикология, конечно, была на первом месте. К 18 часам 20 августа, уже через восемь часов, был дан отрицательный ответ. Ни одного токсиканта или его метоболита обнаружено не было.

О ПРИЧИНЕ ВВЕДЕНИЯ АТРОПИНА

– Атропин вводился ситуационно по клинической картине. Это не только антидот при отравлении фосфорорганическими соединениями, но и реанимационный препарат, который вводится в ситуациях, необходимых для этого. Более того, холинергический синдром, о котором начинали говорить, что он якобы присутствовал у пациента, – это неспецифичное состояние. В кризисном состоянии холинергический синдром может сопровождать его и мозаично кратковременно выскакивать – буквально на несколько секунд. Этого не бывает при отравлении фосфорорганическим соединением, когда этот синдром постоянный, с ним нужно бороться очень большими дозами атропина. Не 2-5 мг, как мы вводили, а дозами, в сотни раз превышающими терапевтические. Более того, без процедуры ультрагемодиафильтрации спасти человека невозможно. У нас она не использовалась, поскольку не было показаний. Если бы было такое отравление, он бы у нас погиб в первые часы. Собственно, к 18-22 часам пациент бы уже умер.